Не смотря на года мимолетные, 25й по счету подряд,
юбилей отмечает сегодня, наш Центральный, элитный отряд!
И пусть время летит в бесконечность, пусть меняется коллектив,
не забыть нам сегодняшней встречи, ты призвал, научил, прокормил.
Не забыть первых дней нашей дружбы
и никак уж в архив не списать, войсковой нашей правды и дружбы и частей, что не сосчитать.
И внезапных ночных авралов, чтоб задачу любую решить
и застолий лихих, разудалых (мы ведь тоже умеем жить…).
Экспертизы и профилактики, поезда, самолеты встречать…,
отработать вопросы на практике (всех задач и не сосчитать),
то внезапно летишь на инспекцию, то проверку по тылу сдаешь,
то кому –то, вдруг нужно инъекцию, (ну а кто-то собрался «под нож»).
Так уж вышло, по предназначению, нам животных лечить и любить
от болезней, опасных течением, человечество предохранить.
Чтобы должностью, местом и званием, каждый мог офицер дорожить
и Отчизне своей, что Присягу давал, Верой, Правдой и Честью служить.
27 февраля 2013 г.
К 25-летию Центрального отряда.
Одинокий пахан ярославский, «на аптеке», в отряде сидел
и с тоской затаенной во взгляде, на пустую бутылку глазел.
Вот и нет на учете «гидрашки» и уже «полетел дистиллят»,
не поставить на сахаре бражки, только в окна, вороны глядят.
Будто чувствуют серым умишком, что ревизии уж близок час,
не заполнить с рецептами книжку, не успеть лечь в натуре, «в запас».
«Вышел» яд, грызунами любимый и исчез из коробки «Фронтлайн»
и уже не дает за глюкозу, «Дас ист кляйне», его фрауляйн.
и с тоской затаенной во взгляде, на пустую бутылку глазел.
Вот и нет на учете «гидрашки» и уже «полетел дистиллят»,
не поставить на сахаре бражки, только в окна, вороны глядят.
Будто чувствуют серым умишком, что ревизии уж близок час,
не заполнить с рецептами книжку, не успеть лечь в натуре, «в запас».
«Вышел» яд, грызунами любимый и исчез из коробки «Фронтлайн»
и уже не дает за глюкозу, «Дас ист кляйне», его фрауляйн.
Золотой листвой из солнца, вновь оделся мой знакомый клен
вроде ничего не изменилось, но огонь рыжелый за окном.
И листов зеленых, стало меньше, чаще ветер их срывает вон
и собрав с раздетых веток стаю, из деревьев исторгает стон.
Стон по лету нестерпимо жаркому, беззаботной праздности деньков
и по ласковой твоей улыбке нежной, где не нужно больше лишних слов.
Время циркулем шагов измерит возраст, ветром оборвет с ветвей кленовый лист,
вроде ничего не изменилось, но прохладен воздух, свеж и чист.
Ранним утром, белые туманы, заполняют балки и луга,
птиц крикливых, шумных караваны, улетают в теплые юга,
пожелтели огненно опушки и полянки в сумрачных лесах,
россыпью лисичек и волнушек, грибников тревожа зоркий глаз.
А в степи, привольной и широкой, колоситься волнами ковыль,
ветер буйный, смелый, непокорный, из курганов, вверх вздымает пыль,
травы выцветила желтым осень, высеребрив звонкою росой
и зарей малиновой окрасив, возвестила: лето на покой.
На покой, сквозь зиму, снег и стужу, на покой, стопив забвенья лед…,
до весны, когда ручьем веселым, весть благую, март нам принесет.
вроде ничего не изменилось, но огонь рыжелый за окном.
И листов зеленых, стало меньше, чаще ветер их срывает вон
и собрав с раздетых веток стаю, из деревьев исторгает стон.
Стон по лету нестерпимо жаркому, беззаботной праздности деньков
и по ласковой твоей улыбке нежной, где не нужно больше лишних слов.
Время циркулем шагов измерит возраст, ветром оборвет с ветвей кленовый лист,
вроде ничего не изменилось, но прохладен воздух, свеж и чист.
Ранним утром, белые туманы, заполняют балки и луга,
птиц крикливых, шумных караваны, улетают в теплые юга,
пожелтели огненно опушки и полянки в сумрачных лесах,
россыпью лисичек и волнушек, грибников тревожа зоркий глаз.
А в степи, привольной и широкой, колоситься волнами ковыль,
ветер буйный, смелый, непокорный, из курганов, вверх вздымает пыль,
травы выцветила желтым осень, высеребрив звонкою росой
и зарей малиновой окрасив, возвестила: лето на покой.
На покой, сквозь зиму, снег и стужу, на покой, стопив забвенья лед…,
до весны, когда ручьем веселым, весть благую, март нам принесет.
Где Вы сейчас, друзья – однополчане, виски чьи серебрила седина?
Кого-то вдруг, сердечко подкачало, а кто-то может умер от вина…
В краях небесных, в гущах райских садов, где тишь, нет войн, покой и благодать,
насыплет ль кто, Вам в жменю самосада, предложит фронтовых сто грамм поддать?
В небесной дали, в высоте безбрежной, нашли себе навечно свой приют.
Деревьев ветки там, качает ветер нежно и утром, тихо Ангелы поют.
Кого-то вдруг, сердечко подкачало, а кто-то может умер от вина…
В краях небесных, в гущах райских садов, где тишь, нет войн, покой и благодать,
насыплет ль кто, Вам в жменю самосада, предложит фронтовых сто грамм поддать?
В небесной дали, в высоте безбрежной, нашли себе навечно свой приют.
Деревьев ветки там, качает ветер нежно и утром, тихо Ангелы поют.
Ну вот еще один этап минул, работы на охранную структуру – явился к руководству
новый шеф, меняет поведение, культуру.
Что «новая метла, по новому метет», известно всем уже давно,
что ж до чужих проблем, то ей тут дела нет и все конечно в общем, все равно.
И вот опять искать работу будет нужно, впустую, толку нету голосить.
Ведь нам известно – на свою зарплату, семью сейчас в Москве, не прокормить.
Три года проработали на стройке, без выходных и местом дорожа,
пожав плоды всеобщей перестройки, из офицеров выйдя, в сторожа.
новый шеф, меняет поведение, культуру.
Что «новая метла, по новому метет», известно всем уже давно,
что ж до чужих проблем, то ей тут дела нет и все конечно в общем, все равно.
И вот опять искать работу будет нужно, впустую, толку нету голосить.
Ведь нам известно – на свою зарплату, семью сейчас в Москве, не прокормить.
Три года проработали на стройке, без выходных и местом дорожа,
пожав плоды всеобщей перестройки, из офицеров выйдя, в сторожа.
Похоладало резко вдруг, два дня, как наступило лето,
вся флора зеленью одета и отмечает Петербург, свой трехсотлетний юбилей,
в огнях сияющего света, вечерних, ярких фонарей,
в любимом детище Петра, идут недели торжества,
в граните набережных бурно, течет и пенится Нева,
рвет ветер в клочья облака, полощит в реях вымпела и славя город и царя,
из Петропавловской с утра, под грохот залпов пушек грозных, несется громкое ура!
вся флора зеленью одета и отмечает Петербург, свой трехсотлетний юбилей,
в огнях сияющего света, вечерних, ярких фонарей,
в любимом детище Петра, идут недели торжества,
в граните набережных бурно, течет и пенится Нева,
рвет ветер в клочья облака, полощит в реях вымпела и славя город и царя,
из Петропавловской с утра, под грохот залпов пушек грозных, несется громкое ура!
Ну вот и минул год второй, промчалось время чередой забот,
привычек каждодневных и приближая неизменно к концу отчета стрелок ход,
под карнавальный хоровод, бокалов звон и песен пенье,
счастливо встретить Новый год, в великолепном настроенье, предаться сладости веселья,
забыть о быте повседневья и подведя итог побед и планов жизни исполненье,
наметить обозримо цели, решенья неотложных дел в году грядущем
и прощенья, ненужных, мелочных обид, души мятущей просветленье, дороги свыше освещенья.
привычек каждодневных и приближая неизменно к концу отчета стрелок ход,
под карнавальный хоровод, бокалов звон и песен пенье,
счастливо встретить Новый год, в великолепном настроенье, предаться сладости веселья,
забыть о быте повседневья и подведя итог побед и планов жизни исполненье,
наметить обозримо цели, решенья неотложных дел в году грядущем
и прощенья, ненужных, мелочных обид, души мятущей просветленье, дороги свыше освещенья.
Дай Бог нам всем под Новый год, здоровья, радости, забот - поменьше и невзгод,
побольше - счастья у ворот, всегда встречать своих друзей,
на склоне зрелости своей – не оставаться одному, в тиши взвывая на луну,
любить подруг и быть любимым, в дороге быть неутомимым и поражать в десятку цель.
Удача будет с нами – верь!
побольше - счастья у ворот, всегда встречать своих друзей,
на склоне зрелости своей – не оставаться одному, в тиши взвывая на луну,
любить подруг и быть любимым, в дороге быть неутомимым и поражать в десятку цель.
Удача будет с нами – верь!
Синеет темной бездной небо и от мороза хрусток снег
и время ближе к полуночи, своих не сменит стрелок бег,
присыпаны нарядно елки, блестят под звездами иголки,
в предверьи праздника Христа, грядет неделя Рождества.
И на земле миротворенной, покоем свыше озаренной,
в церквях и храмах на восход, стоит молящийся народ.
Свечей горенье, службы пенье, Душ заплутавших просветленье,
звезды Спасителя свеченье – идет полночное служенье.
Любовь и радость и прощенье, царят в Рождественскую ночь,
а силы зла, неверья, мщенья - исчезнут в этот Праздник прочь!
и время ближе к полуночи, своих не сменит стрелок бег,
присыпаны нарядно елки, блестят под звездами иголки,
в предверьи праздника Христа, грядет неделя Рождества.
И на земле миротворенной, покоем свыше озаренной,
в церквях и храмах на восход, стоит молящийся народ.
Свечей горенье, службы пенье, Душ заплутавших просветленье,
звезды Спасителя свеченье – идет полночное служенье.
Любовь и радость и прощенье, царят в Рождественскую ночь,
а силы зла, неверья, мщенья - исчезнут в этот Праздник прочь!
Раположившийся привольно, на широте семи холмов,
в великолепье куполов, церквей и храмов возрожденных,
Ты - Матерь русских городов, в культуре мудрости взращенных,
в Себе несешь, великий Дух, страны прекрасной, освещенной,
могучей мудростью святынь, крестов и звона колоколен – неповторимый, русский град – Москва!
В любое время года, с Тобою, скорой встречи рад.
в великолепье куполов, церквей и храмов возрожденных,
Ты - Матерь русских городов, в культуре мудрости взращенных,
в Себе несешь, великий Дух, страны прекрасной, освещенной,
могучей мудростью святынь, крестов и звона колоколен – неповторимый, русский град – Москва!
В любое время года, с Тобою, скорой встречи рад.
Листва сдеревьев облетела и по утрам на лужах лед,
неторопливо и неспешно, идет по улицам народ.
Сегодня – праздник, выходной, с ночных дежурств бредут домой,
охранники ночных ларьков и тансовщицы кабаков,
походкой томной и усталой, лишь на момент цепляя взгляд…
Машины, чередой стоят у перекрестка сфетофора
и за проспектной суетой, воссев на кресле в голом сквере,
в задумчивости холостой, взирает, молча сдвинув брови, Лев Николаевич Толстой.
неторопливо и неспешно, идет по улицам народ.
Сегодня – праздник, выходной, с ночных дежурств бредут домой,
охранники ночных ларьков и тансовщицы кабаков,
походкой томной и усталой, лишь на момент цепляя взгляд…
Машины, чередой стоят у перекрестка сфетофора
и за проспектной суетой, воссев на кресле в голом сквере,
в задумчивости холостой, взирает, молча сдвинув брови, Лев Николаевич Толстой.
Их пригнутв, ломать пытался ветер, в ветках гибких струнами звеня,
но стоят на зло ему – не гнутся, в пирамидах стройных тополя.
Видится им солнце золотое, лета теплого веселый смех,
времени река течет игриво, не меняя стрелок четкий бег.
Облетели пожелтев опушки, пригородных смешанных лесов,
только заяц поднимает ушки, чтоб услышать чутких гончих псов.
Осень. Милая пора такая, проронила на листок бумаги пару слов,
о своем приходе возвещая, россыпью калины и грибов
и белеют вечером березки, провожая солнце на закат,
красотой своею непрекрытой, ветра буйного, тревожа шалый взгляд
но стоят на зло ему – не гнутся, в пирамидах стройных тополя.
Видится им солнце золотое, лета теплого веселый смех,
времени река течет игриво, не меняя стрелок четкий бег.
Облетели пожелтев опушки, пригородных смешанных лесов,
только заяц поднимает ушки, чтоб услышать чутких гончих псов.
Осень. Милая пора такая, проронила на листок бумаги пару слов,
о своем приходе возвещая, россыпью калины и грибов
и белеют вечером березки, провожая солнце на закат,
красотой своею непрекрытой, ветра буйного, тревожа шалый взгляд
Окрасила рыжим деревья, пронзительно – яркая осень
и кто и где буду, Я завтра, никто уж наверно не спросит.
Напитаны влагой луга, дождей запоздало прошедших,
приют ненадолго нашедших, в соломы пушистых стогах.
Просторами взору открыты, России великие веси,
что мудро, давно и правдиво, воспели народные песни.
Багрянцем нарядным одеты, стоят на пригорочке клены,
в березках почти пожелтевших, чуть виден листочек зеленый.
и кто и где буду, Я завтра, никто уж наверно не спросит.
Напитаны влагой луга, дождей запоздало прошедших,
приют ненадолго нашедших, в соломы пушистых стогах.
Просторами взору открыты, России великие веси,
что мудро, давно и правдиво, воспели народные песни.
Багрянцем нарядным одеты, стоят на пригорочке клены,
в березках почти пожелтевших, чуть виден листочек зеленый.
Чуть прохладный вечер наступая, всколыхнул в душе, мыслей разбродный рой,
воробьев -проныр простецких стаю, унесло над крышею крутой.
Тихой улочки спокойствие не руша, прошуршал шикарный «Мерседес,
отражаясь в лаковом покрытии, кот пушистый, в куст сирени влез.
За стеклом, из сумрака салона, затемненный женский силуэт,
подогнав авто к воротам дома, ждет когда к «Белгравии» моргнет зеленый свет.
Я иду, по улочке притихшей, для себя с котом купить кефир,
а вокруг, спокойно и не слышно, отойти ко сну готовый мир.
Жизнь течет потоком торопливым, завтра что-то снова предстоит,
а в ограде кованной, старинной, рано пожелтевший клен грустит.
воробьев -проныр простецких стаю, унесло над крышею крутой.
Тихой улочки спокойствие не руша, прошуршал шикарный «Мерседес,
отражаясь в лаковом покрытии, кот пушистый, в куст сирени влез.
За стеклом, из сумрака салона, затемненный женский силуэт,
подогнав авто к воротам дома, ждет когда к «Белгравии» моргнет зеленый свет.
Я иду, по улочке притихшей, для себя с котом купить кефир,
а вокруг, спокойно и не слышно, отойти ко сну готовый мир.
Жизнь течет потоком торопливым, завтра что-то снова предстоит,
а в ограде кованной, старинной, рано пожелтевший клен грустит.
С Тобой свернем чуть-чуть левее, от бликов зеркала стекла
и вот уж мы, на той аллее, где Ты ни разу не была.
А здесь спокойно, величаво, на улочку глядят дома
и тихой прелестью чудесной, Ты очарована была.
Пройдемся вниз, вдвоем неспешно, вдохнем весеннюю сирень
и вечер теплый, безмятежный, съест с тротуаров нашу тень.
и вот уж мы, на той аллее, где Ты ни разу не была.
А здесь спокойно, величаво, на улочку глядят дома
и тихой прелестью чудесной, Ты очарована была.
Пройдемся вниз, вдвоем неспешно, вдохнем весеннюю сирень
и вечер теплый, безмятежный, съест с тротуаров нашу тень.
Проспект огромный, суетливый, мелькает бликами машин,
асфальт нагревшийся сжирая, с повизгиванием нервным шин.
В закате солнца отражаясь, играет мишура витрин,
косметик - центров, развлекалок, ларьков и магазинов вин.
Московский люд, неспешным шагом, по тротуарчикам идет,
в кафе, фаст-фудах и «Картошке», у кассы очереди ждет.
А рядом с шумным перекрестком, с Палатой счетной на углу,
на фоне пурпурных тюльпанов, щелчка фотозатвора жду.
асфальт нагревшийся сжирая, с повизгиванием нервным шин.
В закате солнца отражаясь, играет мишура витрин,
косметик - центров, развлекалок, ларьков и магазинов вин.
Московский люд, неспешным шагом, по тротуарчикам идет,
в кафе, фаст-фудах и «Картошке», у кассы очереди ждет.
А рядом с шумным перекрестком, с Палатой счетной на углу,
на фоне пурпурных тюльпанов, щелчка фотозатвора жду.
Тысяча семьсот какого года, небольшой, старинный особняк,
по краям лепнины барельефов, частоколом стройлеса стоят.
Сколько видел времени фрагментов, чередой мелькавших старый дом,
сколько вечеров прошло осенних, холодом сменяясь за окном,
тихий двор с оградою витою, тумбами-столбами по углам,
чувствам - вспоминаниям прошедшим, вечером осенним, волю дам.
по краям лепнины барельефов, частоколом стройлеса стоят.
Сколько видел времени фрагментов, чередой мелькавших старый дом,
сколько вечеров прошло осенних, холодом сменяясь за окном,
тихий двор с оградою витою, тумбами-столбами по углам,
чувствам - вспоминаниям прошедшим, вечером осенним, волю дам.
Поднялся легкий, теплый ветер и наступивший летний вечер,
окутал сумраком дома, больших проспектов, малых улиц
и постепенно все уснуло, глубоким и спокойным сном,
лишь часто, часто за окном, смывая пыли серый слой,
с зеленых скверов и газонов и насыщая мир озоном,
с деревьев лист желтелый сняв, дождь торопливо лопотал.
окутал сумраком дома, больших проспектов, малых улиц
и постепенно все уснуло, глубоким и спокойным сном,
лишь часто, часто за окном, смывая пыли серый слой,
с зеленых скверов и газонов и насыщая мир озоном,
с деревьев лист желтелый сняв, дождь торопливо лопотал.
В день назначенный и час, строго график соблюдая,
мчит простор полей листая, змейку рельс стальных глотая,
перестуком шпал считая версты шустро, электричка,
размышленья навевая, про дела о жизни личной.
Дочка быстро подрастает, маму с папой – видит редко,
просто стали ей роднее, как по сказке – бабка с дедкой.
И бегут поля, проселки, за окном стекла мелькая,
знать к Тебе дочурка, по субботам, ездить выпала судьба лихая.
Мой милый сердцу край, все тульские просторы,
поля, пролески, речки, косогоры, судьбе угодно, чтоб я знал тебя,
душой любил и в счастье верил,
пока живет там доченька моя, там для меня, всегда открыты двери.
Простые люди и обширные поля, березки стройные и вековые ели
и стены древне тульского Кремля, вы видно, к сердцу очень крепко, прикипели.
поля, пролески, речки, косогоры, судьбе угодно, чтоб я знал тебя,
душой любил и в счастье верил,
пока живет там доченька моя, там для меня, всегда открыты двери.
Простые люди и обширные поля, березки стройные и вековые ели
и стены древне тульского Кремля, вы видно, к сердцу очень крепко, прикипели.
Никто совсем не ожидал, что все внезапно оборвется
и жизнь кругом перевернется своей центрованной оси
и что с другим поделишь Ты, тепло ночное и мосты теперь меж нами сожжены,
удачи, радости любви, не от меня внимаешь Ты..
Лишь тонкий, нежный стебелек, меж нами ниточкой пролег,
его люблю жалея Я – родная доченька моя.
Прости меня за этот стих и что родителей своих Ты видишь врозь, по выходным,
с Тобой разлуки едкий дым, осев на сердце навсегда, заставил повлажнеть глаза...
и жизнь кругом перевернется своей центрованной оси
и что с другим поделишь Ты, тепло ночное и мосты теперь меж нами сожжены,
удачи, радости любви, не от меня внимаешь Ты..
Лишь тонкий, нежный стебелек, меж нами ниточкой пролег,
его люблю жалея Я – родная доченька моя.
Прости меня за этот стих и что родителей своих Ты видишь врозь, по выходным,
с Тобой разлуки едкий дым, осев на сердце навсегда, заставил повлажнеть глаза...
Настала теплая пора, природа радости полна,
прогнав студеный, зимний сон, зазеленел проснувшись клен,
пробилась нежная листва, вощеной клейкостью покрыта и все,
что было глазу скрыто, вдруг распустилось, расцвело, чудесной нежности полно.
Чуть встанет солнце на заре, в прекрасной, утренней поре,
средь бурных зарослей сирени, выводит колдовские трели,
влюбленных певчий-соловей и чем теплее и светлей,
тем звонче в парке голоса, пичуг простых и незатейных
и вот, уж исчезают тени, ночной и сумрачной поры
и краски солнечного дня, зовут играя и маня.
прогнав студеный, зимний сон, зазеленел проснувшись клен,
пробилась нежная листва, вощеной клейкостью покрыта и все,
что было глазу скрыто, вдруг распустилось, расцвело, чудесной нежности полно.
Чуть встанет солнце на заре, в прекрасной, утренней поре,
средь бурных зарослей сирени, выводит колдовские трели,
влюбленных певчий-соловей и чем теплее и светлей,
тем звонче в парке голоса, пичуг простых и незатейных
и вот, уж исчезают тени, ночной и сумрачной поры
и краски солнечного дня, зовут играя и маня.
Проходит жизнь, как летний дождь, того, что было не вернешь
и чем быстрей бегут года, тем меньше мира суета овладевает настроеньем
и только времени теченье, не замедляя ход минут,
напоминает, что нас ждут в пути и радости мгновенья,
анфас удачи, огорченья различных тягот и невзгод и новый жизни поворот,
принятье верного решенья, небес Всевышних проведенье…
и чем быстрей бегут года, тем меньше мира суета овладевает настроеньем
и только времени теченье, не замедляя ход минут,
напоминает, что нас ждут в пути и радости мгновенья,
анфас удачи, огорченья различных тягот и невзгод и новый жизни поворот,
принятье верного решенья, небес Всевышних проведенье…
В час когда зимним рассветом, в парке притихшем темно
и едва различимы, строчки тропинок – дорог,
о чем шепчут деревья, при полной, яркой луне,
что поведать хотят нам, о грядущей судьбе?
Рассказать ли о том, что не вечен мороз и весна всех разбудит дыханием роз,
иль о том, что зима, как всегда холодна и прихвачена холодом будет кора,
жизни соков по веткам замедлится ток и труднее листочкам увидеть восток,
мало почек зеленых, под комлем дыра и уже к лесопилке дорога видна…
Иль о том, что по утру, когда хрусток снег, краски живо нанес на мольберт человек,
без перчаток озябли и кисть и рука, лишь парок тонкой струйкой течет с башлыка.
И незримо замедлив часов стрелок бег, в рамке бронзы живой, написал он рассвет,
краски нежно нанес на листок чуть дыша и в картине живой, отразилась Душа.
Этот зимний, прекрасный, хрустальный рассвет и багрово - восходного солнышка свет,
краснозобые в гуще кустов снегири и грядущей весны, в переливах ручьи.
и едва различимы, строчки тропинок – дорог,
о чем шепчут деревья, при полной, яркой луне,
что поведать хотят нам, о грядущей судьбе?
Рассказать ли о том, что не вечен мороз и весна всех разбудит дыханием роз,
иль о том, что зима, как всегда холодна и прихвачена холодом будет кора,
жизни соков по веткам замедлится ток и труднее листочкам увидеть восток,
мало почек зеленых, под комлем дыра и уже к лесопилке дорога видна…
Иль о том, что по утру, когда хрусток снег, краски живо нанес на мольберт человек,
без перчаток озябли и кисть и рука, лишь парок тонкой струйкой течет с башлыка.
И незримо замедлив часов стрелок бег, в рамке бронзы живой, написал он рассвет,
краски нежно нанес на листок чуть дыша и в картине живой, отразилась Душа.
Этот зимний, прекрасный, хрустальный рассвет и багрово - восходного солнышка свет,
краснозобые в гуще кустов снегири и грядущей весны, в переливах ручьи.
А на далеком полустанке, снежок поземкою метет,
Нет электричек и уж мерзнет бодримый холодом народ,
Зима пока не отступала и снег просыпавшись с небес,
Укрыл пушистым покрывалом застывший от мороза лес.
Но вот уже вдали чуть видно, на стали рельсов желтый луч,
Электровоз зелено-желтый, быстр и массивен и могуч
Взметнув снежинок белый рой, приняв в вагоны люд иззябший,
Умчал в поземке вихревой.
Листает время дней страницы и месяцы наперечет
Зимой студеной лето снится, подкрался тихо Новый год
Метет поземка, снег кружится в бездонной, синей вышине
Приятно сознавать порою, что кто-то помнит о Тебе
По вечерам сидеть у печки и слушать ветра гул в трубе
И поправлять у толстой свечки, фитиль запавший на столе
И с замиранием сердечным, под соло мерное сверчка,
оставить часть воспоминаний, на поле чистого листка.
Зимой студеной лето снится, подкрался тихо Новый год
Метет поземка, снег кружится в бездонной, синей вышине
Приятно сознавать порою, что кто-то помнит о Тебе
По вечерам сидеть у печки и слушать ветра гул в трубе
И поправлять у толстой свечки, фитиль запавший на столе
И с замиранием сердечным, под соло мерное сверчка,
оставить часть воспоминаний, на поле чистого листка.
На снегу, с салютных пусков пятна от нагара,
а в метро вагонном, резкий, запах перегара.
Не врази напали с ночи, не пришла война…,
просто день минувший звали - 23 февраля!
И везет метротоннелями, поезд население,
половину сильную, с головным давлением
и сжимает организмы, как в ракетном старте,
а вдали уже маячит, день 8 марта…
а в метро вагонном, резкий, запах перегара.
Не врази напали с ночи, не пришла война…,
просто день минувший звали - 23 февраля!
И везет метротоннелями, поезд население,
половину сильную, с головным давлением
и сжимает организмы, как в ракетном старте,
а вдали уже маячит, день 8 марта…
26 февраля 2013 г.
Укрыв просторным покрывалом, равнины, степи и леса,
в пушистой шубке из снежинок, пришла красавица – зима.
Одела все кругом в убранство, из снега, инея и льда,
дохнула воздухом морозным и наступили холода.
Поземкой, замела тропинки, в станицах, селах, городах
и разъезжает в санках резво, на серых в яблоках конях.
Снег кружится в хороводе, пристяжная чуть дрожит.
Скрип полозьев, сумрак лунный, по низам слегка пуржит,
А в возке под шубой тепло, одолела дремота,
За стеной лишь ветер свищет чуть пугая ямщика,
А зима, укрыв просторы по степи кружмя - кружит…
Скрип полозьев, сумрак лунный, пристяжная чуть дрожит...
В предверьи зимних холодов, опушки дальние лесов,
открывшись взору, пожелтели, трава пожухла.
Смолкли трели веселых пташек на заре, в осенней, хмаревой поре,
промозглый ветер неуемный, сорвав листы – узоры с кленов,
непредсказуемым почтальоном, отправил странствовать по свету письмом.
В списках адресата, оно еще найдет когда тои криком с дали поднебесной,
курлыча переливом песню о наступлении весны, расскажут стаей, журавли.
В тени магнолий и акаций и кипарисовых аллей,
вина пригубишь из бокала и сердцу станет веселей,
вдали чуть слышен шум прибоя, звезда упала на Восток
и отражаясь в водной глади, ушел из бухты катерок.
И покидать, тот берег жалко, здесь море, солнце, воздух свеж.
Ливадия, Гурзуф и Ялта - земля мечтаний и надежд.
Земные красоты, равнины и горы, закат и на море рассвет, прекрасно, нет спора,
но в крымских пещерах, всего только этого нет.
Застыли на веки в ходах сталагмиты, взросли словно сказочный лес,
со сводов на встречу растут сталактиты, как будто сосульки с небес.
И потаенные тропы уводят туда, где нет света совсем,
в подземные залы с полями озер, где чудно становится всем.
Туда, где прохлада, где тишь лишь нарушит, со сводов вспорхнувшая мышь,
да капель паденье, считает мгновенья, сочащихся с трещин и ниш.
Академия, учеба, кадров повышение, утром жажда по воде, а в обед мучение,
закрываются глаза, группу в сон клонит, манит улица к себе, тянет как магнит.
Лектор лекцию свою радостно читает, а студент по циферблату стрелочки считает.
Побыстрей уйти с занятий (все издалека), съездить посмотреть столицу и попить пивка,
бой курантов Спасской башни у Кремля послушать, в забегаловке армянской шашлыка покушать,
к вечеру, к себе в общагу на кровать вернуться и в студенчества стихию, снова окунуться,
через десять дней учебных получить диплом, сесть в купе на скорый поезд и махнуть на Дон.
И смотреть в окно вагона, какова страна и подумать на досуге: «Даа.. живет Москва».
Кап - по крышам, кап - по кошкам, тротуарам и окошкам,
По собакам тоже кап - от дождя не спрячешь лап…
Кап - по зонтику ручному и по «велику» чужому, по деревьям и по птицам,
По детишкам круглолицым, по дорогам и по лужам, летом очень дождик нужен
Кап-кап-кап, поет Природа, прославляет жизнь и воду.
Еду-еду, следу нету - хорошо верблюдом быть, у них жажды нету.
По пустыням носит их, там где нет воды,
но зато к спине в нагрузку, приданы горбы.
И жуют верблюды эти, узкий лист колючек,
а барханы вдалеке, миражами глючат…
Солнце палит, ветер дует и самум наносит,
лишь верблюд в пустыне жаркой, пить воды не просит.
но зато к спине в нагрузку, приданы горбы.
И жуют верблюды эти, узкий лист колючек,
а барханы вдалеке, миражами глючат…
Солнце палит, ветер дует и самум наносит,
лишь верблюд в пустыне жаркой, пить воды не просит.
Затянуто все небо тучами, по трассе ветер желтый лист гоняет,
Промозглый воздух за бортом и нудной моросью дождей,
Неотвратимо Осень наступает.
Уж далеко остались солнечные дни,
Донское небо в звездной, низкой россыпи,
А мы все гоним с братом по дороге в край чужой,
Что в волосах, лишь добавляет проседи.
Ну вот и минул летний отпуск, как вспышка летняя грозы
и шелестом опавших листьев, слетели вмиг июля дни,
а помню вроде бы недавно, наметки планов, мыслей рой,
крутился в голове шальной, своим сумбурным хороводом,
душа ликует и поет, аккордом радости звеня, согрета теплотою лета
и лаской солнечного дня, но не успел и оглянуться под впечатленьем красоты,
привольной, девственной степи, как осознал, что отпуск минул,
умчались в вечность лета дни…
И вот уж, суета перрона, вокзал, носильщики спешат,
подача поезда, вагоны прощально стыками стучат,
везут стремительно меня, в край чужеродный и холодный,
в своих желаньях несвободный. Лишь в мыслях – думах потаенных,
зовет тревожа и маня, своими вольными просторами, Донская Родина моя.
и шелестом опавших листьев, слетели вмиг июля дни,
а помню вроде бы недавно, наметки планов, мыслей рой,
крутился в голове шальной, своим сумбурным хороводом,
душа ликует и поет, аккордом радости звеня, согрета теплотою лета
и лаской солнечного дня, но не успел и оглянуться под впечатленьем красоты,
привольной, девственной степи, как осознал, что отпуск минул,
умчались в вечность лета дни…
И вот уж, суета перрона, вокзал, носильщики спешат,
подача поезда, вагоны прощально стыками стучат,
везут стремительно меня, в край чужеродный и холодный,
в своих желаньях несвободный. Лишь в мыслях – думах потаенных,
зовет тревожа и маня, своими вольными просторами, Донская Родина моя.
Год тигра, рыже – полосатый и новый день, как новый год,
то в лето жаркое – пожары, то в зиму – лютый холод жжет.
В тигриный год, шалит природа, не выбирая время года.
Но скоро, на высокой башне, под Новый год пробьют часы,
мы год проводим уходящий, лишь за пушистой, нежной елью, мелькнут тигриные усы.
25 февраля 2013 г.
Посвящение Кёнигсбергу
Солнце над городом встало, день сменив сумрак настал,
а над тобой, белоснежный, ангел крылами махал.
Золотом ярким, янтарным, лучик по крыльям сверкал
и от беды и несчастий, ангел тебя охранял.
Снизу, так ярко играет, перьев пушистых подбой,
только лишь ангел и знает, встречусь ли скоро с тобой.
Терпким порою бывает, жизни хмельное вино
и изменить ход событий, только лишь свыше дано.
В предверьи зимних холодов, опушки дальние лесов
открывшись взору пожелтели, трава пожухла,
смолкли трели веселых пташек на заре
В осенней хмаревой поре, промозглый ветер неуемный
Сорвав листы-узоры с кленов, не предсказуемым почтальоном
отправил странствовать по свету, письмо…
В списках адресата, оно еще найдет когда-то…
И криком, с дали поднебесной,
курлыча переливом песню, о наступлении Весны
расскажут стаей журавли.
20 февраля 2013 г.
Новый год
Снежинки игриво кружат в хороводе и елки нарядные яркие,
А в санках на тройке, одет в шубу теплую, везет Дед Мороз нам подарки.<>br А стрелки бегут по часам циферблата и скоро 12 пробьет
И Праздник начнется и будут все счастливы и снова прейдет Новый год!
Старинное зеркало в раме резной,
слегка помутнело от пыли веков.
В него посмотри и увидишь балы,
огни канделябров, портьеры,
в парадных мундирах ведут в круглый зал, расфранченных дам кавалеры.
На золотых эполетах, свечей отблеск чудесно играет и далеко до рассвета еще
и что будет после, Бог знает…
Но лишь только качнулось слегка, в зеркальном стекле отражение,
Как в миг испарилось, исчезло как дым, то бальное наваждение.
И будет бродить по музеям народ, разглядывать старину, но время промчалось.
Серебряный век, давно в зазеркалье минул…
Русь Святая и Православная – купола церквей в синь небес,
Перетоки речушек прохладных и дубравно - сосновый лес
И тропинки во ржи проторенные и степей необъятных даль
Все тревожит простой красотой своей и в душе навевает жаль
И в деревнях дома перекошенные, что дорогою встретишь окрест
И соломы стога разворошенные
И весь черный от времени крест.
Лежу на Светлогорском взморье и Черняховский пью коньяк,
шумит прибой, летают чайки, погода кажется ништяк…,
но не успеешь с боку на бок, себя еще перевернуть,
а солнце, норовит за тучу, внезапно мигом улизнуть и вот уже, поднялся ветер,
крупнее плещется волна – изменчивых погод капризней, погода Балтики одна.
Остановись посмотри.
Там в синем просторе,
Чайки парят, парят и кричат: «О где же ты, море?»
«Где затерялось вдали, с шепотом волн у прибоя…?»
Чайки без милой земли - словно изгои
Чудится в криках их полных тоски, Елизавета и Петр
И Кенигсберга форты и разбитые доты
Берег, что дарит янтарь и корабли на Преголе.
И кафедральный собор
И Балтийское море.
Осень настала, окрасились клены, в желто – оранжевый цвет,
воздух прохладный прелостью пахнет, пурпурно – яркий рассвет,
ветер колышет кроны деревьев, с веток срывает листок,
день наступленья снегов и морозов, в календаре не далек.
Белой порошей, снегами покроет, степи, леса и поля,
холодом, льдом, в сон глубокий погрузит, всех чародейка – Зима.
Автобус старый и скрипучий, сквозь окна, видно в небе тучи,
в пролесках стелется туман, повиснув на иголках сосен.
А лето паутинку сбросив, ушло с крикливым караваном,
в никем неведомые страны, оставив дождик моросящий и пожелтевший клен грустящий,
росу в лучах, в грибах опушки и в завитках, березок ушки.
18 февраля 2013 г.
В стекле зеркальном отражаясь, роняя сонную листву,
качает ветками худыми, клен пожелтевший на ветру.
В прозрачно – синем горизонте, рассветом солнце будит день,
бросая призрачную тень, своих лучей уже холодных, резным, узорчатым листам.
С приходом осени, свободным, в своем стремлении летать.
С ночи снежинки просыпались с неба, спряталась в небо луна,
щедро одела леса и поляны, белым нарядом Зима.
Утром морозным сковала по рекам гладкий как зеркало лед
и замела все дорожки – тропинки, кто их теперь разберет?
Но лишь только полоской багровой забрезжил с Востока рассвет,
весело лая и торя сугробы, собаки причуяли след.
И далеко будет слышно по лесу звонкие их голоса
и будет ходить и спасаться от гончих рыжая плутня-лиса.
И если Богиня Охоты Диана, добра, благосклонна к нам будет,
то где-то на выходе из перелаза, трофей из нас кто-то добудет
и оборвется под елью мохнатой, цепочка стройного следа
и унесет в буераки лесные, звук выстрела дальнее эхо.
И только поземка тихонько укроет, прерванный выстрелом след,
А вдалеке за искрайками леса, в дымке погаснет рассвет.
Когда опал осенний лист и воздух утром чист прозрачный
Закину на плече ружье и в степь с зарей искать удачу
Пройдусь бескрайними полями, вдыхая свежесть ветерка
А повезет, на старой пашне, возьму косого русака
Стаканы гильз в траву упали, дымок над срезами ствола
И эхо уносилось в дали
С трофеем! И домой пора.
Бывают пробки у бутылок, что по себе уже неплохо,
Но вот всего ужасней все же, когда возникнут на дорогах
И не пройти и не проехать, стоят машины к боку бок
И видимо застыл навечно на транспортном кольце поток.
И вот уже сорвались встречи, ушли пустые поезда,
Прошли посадки в самолеты…
В Москве без пробок никуда.
Раннее утро, реки переливы, желтый камыш в берегах,
в воду поникли плакучие ивы, редкий туман на лугах.
Августа минула уж середина, лето идет на исход,
листья желтеют и ночью прохладно - осень чуть слышно идет.
Ласточки утром сбиваются в стаи, в копнах соломы поля,
дождика капли из тучек слетают, ветер качнул тополя.
Осень-красавица в шляпке из листьев, желто-зеленых, резных,
в платье из трав, паутинок воздушных, нежных цветов полевых.
Стройными ножками, белых березок, в росинках оставит свой след,
а далеко, далеко горизонтом, новый родится рассвет.
Степные курганы, седым ковылем, как пеплом пожаров покрыты,
все также несет волны Батюшка Дон, предания не позабыты.
Промчалися годы, как конский табун, истории сняты запреты и вдруг,
словно призрак, сред белого дня, возникнут на солнце нарядно блестя, кокарды и эполеты.
На плаце построен Гундоровский полк, в параде развернуто знамя,
ухожены кони, во фронте стоят и звонко блестят стременами.
Папахи, значки и седые усы, все в ровной линейке шеренги,
обветрены лица, суровые взгляды – Георгия все кавалеры.
В боях, лишь Побед Славу знающий полк, отвагу и доблесть являвший
врагам ненавистным, ни пяди земли, в злой сече, ни разу не сдавший.
Стоят они молча, лишь ветер степной, в знаменах тихонько играет,
ковыль колосится, Дон Тихий течет, на подвиг сынов сподвигает.
Время быстролетной птицей, пролестало календарь, не успел и оглянуться,
как закончился январь, дни мелькнули, месяц мал и февраль уже настал.
Солнце греет на пригорках, топит зимний, рыхлый снег и весеннее немного,
настроение у всех, по степной дороге дальней, мчит автобус на Ростов,
увозя опять на долго, от родимых хуторов, где родился и где вырос, где все Родина моя,
в край далекий, на чужбину, под названием Москва.
Красная армия, Белая гвардия
И между ними война,
Грохот разрывов, треск пулеметов,
Жизни копейка цена.
Сходятся лавы, в смертельной атаке
Не на жизнь, а на смерть,
За степь родную, за Дон, за хаты,
Выстоять, иль помереть.
Льется потоком кровь людская,
Сейчас ей копейка цена,
А по России идёт завывая, Гражданская война.
В злобе жестокой брат на брата стал,
А сын на отца,
Рубятся шашками,
Колят штыками и не видно конца.
Время когда - нибудь рассудит, период жестких бед…
Но победителей и проигравших, в гражданской войне нет.
У кургана, у степного, одинокий конь, тонконогий, длинногривый, рыжий как огонь. Он седлом посёдлан ладным, кованы копыта и нарядною уздечкой, голова покрыта. Только грустен от чего – то, с ветром вскачь не мчится, по траве степной ковыльной,
чумбур волочится. Косит глазом, ржет призывно, кличет с далека, удалого и лихого, Дона
казака. И разносит ветер степью, ржанье скакуна, а из глаз в траву степную, катится слеза.
Раздольные степи Донские где даль горизонта манит, ковыль на курганах колышется
и тянет домой, как магнит. Глубокие балки, терновники, карьеры песчаные, Дон – все
милая, славная родина, в которую сердцем влюблен. И где бы судьба не забросила, куда
не отправила в путь, Ты эту, пусть малую родину, в чужбине не позабудь. Ни степи
раздолье привольное, ни звездный ночной небосвод, свою дорогую сторонушку, где Дон
величаво течет. Где каждой травинке-былиночке, в пути при дороженьке рад, где
солнышко ярче и ласковей, где зреет донской виноград. Куда и когда не вернулся б Ты,
найдешь и тепло и приют, где в час и в минуту любую, Тебя, любят, ценят и ждут.
Зимний рассвет, яркое солнце, неба бездонная синь,
лёгкий морозец, зима на подходе.
Здравствуй Донской монастырь.
Первой порошей покрыто подворье, хрусток на лужицах лёд,
день возвещая и Праздник грядущий, звон с колоколен плывёт.
Древние плиты надгробий героев, в битвах за Родину павших,
На Бородинском прославленном поле, Славу посмертно стяжавших.
В Храме просторном, запах кадила, пламя горящих свечей,
Шёпот молитв и с икон Богородицы, взгляд её грустных очей.
Вот утром на перрон, пришел состав «Москва – Ростов». Ну здравствуй милый край, над
Доном купола! И вот уже, со старого вокзала, автобусом, бескрайними степями, везу
подарки я, на День рожденья маме. Заснежены раскинулись поля, вдали маячат стройно
тополя, а по над Манычем, метелки камыша, под ветром гнуться и кивают, как будто бы
приветствуют меня
Просторами, лесами и равнинами, раскинулась величественно Русь.
И желтизной холодной, ранней осени незримо на Душе повисла грусть.
Промозглый ветер, в лужах рябь сгоняя, срывая с кленов изразцовый лист,
Погнал на теплый юг казарок стаю и воздух утром у реки прозрачно чист.
Дождем холодным пролились на землю слезы, по Лету уходящему теплу
И отгремели предрассветно грозы, и желтый лист кружится на ветру…
Поселки, хутора и деревеньки, по небу расстелилась хмари мгла.
Лишь выделяясь золотым на сером фоне, блестят церквей и храмов Православных купола.
Мелькнуло лето днем вчерашним и наступили холода, дум повседневных череда, отметит
пожелтевший лист, прозрачный воздух свеже-чист, осенних красок наслоенье, в окне
купейного движенье, березок стройных хороводы, с краев дороги и погоды, недавно
теплой, измененье и вновь мерещится виденье: по вольно-дикому раздолью нетронутых
Донских степей, летит игриво с ветром споря, табун косячных, лошадей.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)